Драма на берегу ледовитого океана.
Вчера к нам вернулась православная миссия из предпринятого ей путешествия к Шалахским чукчам. Миссия привезла ужасную весть, что все чукчи на Шалахском мысу перебиты. Известие это навело не малый страх на здешнее русское население, в особенности на торговцев, в виду близости Чукотской ярмарки на Анюе. Здесь, впрочем, и раньше ходили смутные слухи о столкновениях между чукчами на тундре, об убийствах и т.д. но они не всегда оправдывались. Теперь же экспедиции, снаряженной чукотской православной миссии. Выпало на долю, воочию увидеть вместо живых людей, одни следы ужасной бойни, и сами члены экспедиции своим спасением обязаны, быть может, только времени приезда – приезжай она раньше, она, по всей вероятности, не избегла бы участи убитых чукчей.
Миссионерская экспедиция отправилась в путь из Нижне-Колымска (резиденции миссии) 9-го марта и предполагала добраться до чукчей, промышляющих на Шалахском мысу. Экспедиция состояла из 8 человек: из начальника чукотской православной миссии иеромонаха Виктора, дьякона Петелина, проводника, 3-х каюров (каюр – собачий возница) и 2-х лиц, добровольно присоединившихся к миссии. Экипаж состоял из 6 нарт с упряжкой в 75 собак. От Нижне-Колымска до Ледовитого океана 170-180 верст. Дорога до океана идет по реке Колыме. Тут, по реке еще встречаются небольшие русские поселения (заимки): Крестовое, Черноусово, Петушок. Последнее русское жилье Кабачково находится в 115 верстах от Нижне-Колымска. За Кабачковым, в 30 вер. стоят пустые заимочные домики Сухарного, в которых живут только летом, в сезон рыбных промыслов. В 15-ти верстах от Сухраного одиноко торчит деревянный маяк, вышиной в 8-9 сажен, а оттуда миссии пришлось ехать еще около 15 верст по реке, а затем небольшим волоком вправо. Миновав само устье реки, экспедиция выехала у Медвежьего мыса на льды Ледовитого океана. Здесь в ясную погоду издали видны Медвежьи острова. На самом мысу стоит полуразрушившийся домик (поварня) для приюта промышленников. В 3-4 верстах от Медвежьего мыса, в промышленной стоянке, называемой Каменкой, миссия застала 6 человек русских, промышляющих нерпой (под льдом) и пушниной. Это – последние живые люди, которых миссия встретила на своем пути. От Каменки до Шалахского мыса считают свыше 600 в. За исключением двух небольших волоков, экспедиция двигалась по льдам океана, не удаляясь далеко от берега. Дорога по морю состоит большей частью из торосов и заструг. Последние заменяют промышленникам, удаляющимся в море, компасы, так как они указывают направление ветров. У миссии, к сожалению, не было даже таких простых снарядов, как компас и термометр. Не так отправились бы в далекий путь католические и англиканские миссионеры. Езда по морским льдам не особенно спокойная. Нарты то поднимаются на льдины или снежные хребты, то скатываются с них, а собаки, почуяв, как здесь говорят, «дух», т.е. запах нерпы или зверя, начинают бешено мчаться по льдинам и волнам затвердевшего снега. Каюру трудно тогда остановить собак и пассажиру, упавшему с нарты, грозит большая опасность.
Путь по морю продолжался 7 дней. Шесть раз миссия проводила ночи под открытым небом – на «седухе», как здесь говорят. На ночлег останавливаются обыкновенно у берега и на таких местах, на которых находят выброшенный морем лес. Если же его нет и нельзя развести костра, то, подобно чукчам, приходится грызть мороженное и сырое мясо или рыбу и ложиться без чая. Нелегко привыкнуть к ночевкам на сидухе, вообще! Не раздевшись, в кукашках, дохах и торбасах (одежда и обувь из оленьих шкур) ложишься на шкуру, положенную на снег, и укрываешься меховым одеялом.
На полупути между Каменкой и Шалахским мысом, в устье Большой реки, миссия устроила дневку. Тут находится часовня и домик, в которой в 50-х годах жил известный чукотский миссионер, священник Аргентов. В часовне сохранилась вся церковная утварь, но дверь и иконостас подточены зубами песцов, гуляющих в ней на просторе. Тут же стоят козлы, назначенные для колоколов.
Отдохнув и обогревшись в Аргентовском доме, миссия по-прежнему продолжала свой путь. Из пролива между островом Дюн и берегом, в 150 верстах от Шалахского мыса, показалась уже громадная черная скала, которой заканчивается мыс.
Обогнув таким образом, остров Олекту и прорезав Чаунскую губу, миссия 18-го марта остановилась на ночлег в 50-ти верстах от стоянки чукчей. Находясь столько дней исключительно во власти суровой полярной природы, миссия теперь лелеяла себя перспективой скоро встретить общество людей, хотя и диких. Люди экспедиции уже мечтали о том, как завтра их накормят свежей пищей.как юрта и полог из шкур укроют их от непогоды, обогреют и дадут возможность переменить обувь, отдохнуть и собраться силами для обратного пути. О. Виктор уже бывший раз на Шалахском мысу, поддерживал эти надежды своими рассказами о том, как чукчи, заслышав их приближение, выбегут навстречу, как будут высаживать их с нарт, принимать и угощать и т.д. В ожидании близких благ, наши путники крепко заснули на снегу под мехами, при завывании ветра и 30° морозе.
Нужно теперь сказать несколько слов о чукчах, к которым направлялась экспедиция. Чукчи, кочующие по тундре от Индигирки до Берингова пролива, делятся на оленьих и носовых (или собачьих, как их тут называют). И те, и другие, не смотря на то, что кочуют по территории и входят в состав Российской империи, до сих пор еще находятся в самых неопределенных отношениях к государству. Носовые чукчи, — по прежнему, звероловы, народ более дикий и воинственный, чем оленные, — все еще отстаивают свою независимость, да и официально не считаются русскими подданными. Подданство оленных чукчей, менее диких, более склонных к общению с русскими и кочующих с своими стадами по тундре между реками Индигиркой и Колымой, также чисто номинальное и выражается исключительно в не совсем аккуратном платеже ежегодного ясака по 1 руб. с души. И ясаком оленные чукчи обложены только с 1870 г. со времени «экспедиции барона Майделя в Чукотские земли», как говорит официальное донесение. На самой же тундре жизнь оленный чукчей течет без всякого вмешательства русских властей, а о носовых и говорить нечего. Среди них еще нередки убийства за оскорбления, еще длится вражда отдельных родов, со всеми последствиями кровавой мести, сохранился даже обычай убивания стариков и т.д.
Шалахские чукчи принадлежат к носовым и только несколько лет тому назад прикочевали к Шалахскому мысу для промысла нерп. Говорят, что они ушли от своих первоначальных стойбищ из-за родовых несогласий. Всех чукчей на мысу было 25 человек и они жили в четырех юртах, очевидно, отдельными семьями, а родоначальником у них считался старый чукча, по прозвищу «Амакамчонка». Он ежегодно приезжал в Нижне-Колымск для обмена пушнины на чай, табак, спирт и посуду и в 1887 году принял православие. Принятие христианства ничего не изменило в нравах и понятиях этого дикаря, но частые сношения с русскими, все-таки оказали на него некоторое влияние. Сын его, здоровый парень лет 30, считался одним из лучших воинов и стрелков тундры. В прошлом году Амакамчонка был в Нижне-Колымске в конце декабря. О. Виктор и условился с ним в то время о своей поездке и велел ему запасти для миссии на обратный путь оленину от чаунских чукчей и корм для собак.
Рано поднялась экспедиция, 9-го марта. Из ветвей, прибитых к берегу волнами океана, каюры быстро устроили костер. На скорую руку вскипятили воду, напились чая и, не позавтракав, поспешили из ледяной и мертвой пустыни к жалкому, но человеческому жилью и к живым людям, хотя диким. Собаки, почуяв близость жилищ, быстро помчались вперед, нагоняя и перегоняя друг друга. Наконец издали показались верхушки юрт, выбежали с лаем чукотские собаки, но людей все еще не было видно.
— Дивно что-то, — сказал своему каюру о. Виктор, — никого будто нет…
В 4-5 верстах от юрт вдруг подул северо-восточный ветер, замедливший бег собак. Наконец, нарты одна за другой подъехали к первым юртам. Ветер был настолько сильный, что люди долго провозились, пока удалось привязать собак к кольям, вбитым в снег. Так, например, вдвоем тащат ремень (потик) с собаками к колышку, а ветер относит их назад вместе с собаками. Грузные нарты поднимаются ветром и опрокидываются.
Среди борьбы с разъяренной стихией путники сначала забыли об отсутствии чукчей. Вдруг прибегает к о. Виктору каюр Татаринов с испуганным лицом и говорит:
— Батюшко, чукчи умерли.
Сначала думали, что он шутит, потом предположили, что какая-нибудь эпидемия истребила все население. Но осмотр первой юрты ясно указал на истинный характер смерти чукчей. Чукотская юрта состоит из громадного цирка из ровдуг, внутри которого помещается прямоугольником глухой полог из оленьих шкур. Живут собственно во внутреннем помещении, в пологе, в который вползают, приподняв край одной из шкур. Когда в первой юрте разрезали и приподняли одну сторону полога, глазам миссии представилась ужасная картина: трое детей и две женщины, нагие, с глубокими ранами на шее или голове, лежали распростертыми на постельных шкурах. Замершие трупы были похожи на восковые фигуры. Страх охватил наших спутников.
— Вот несчастье, — сказал проводник Котельников, — поди, знай… помнишь, Сашка (один из каюров), говорил я, как подъезжали, чтой-то покойником пахнет.
— А ты почему так думал? – Какая у тебя примета? – спросил Сашка.
— Так, вера (предчувствие) уж меня такая…
— Чуяло мое сердце… Не хотелось ехать… да неловко было, — собрался… Так уж, видно, Богу угодно было, — с грустью сказал о. Виктор.
От этой юрты путники поспешили к двум другим, расположенным в 2-ух верстах от первых. Недалеко от юрты, на снегу, лежало 4 мужчин, лицом к земле. Они были одеты в кукашках. Один из них в охотничьей одежде – он, вероятно, был застигнут врасплох при возвращении с промысла. Около трупов разбросаны были ножи, копья, свитки моржовых ремней и американский топор. О. Виктор полагает, что нападавшие, положив убитых в том порядке, как они найдены миссией, совершили этим похоронный обряд, а разбросанные вещи имеют значение погребальных жертв. Он разобрал даже правильные фигуры, в виде гвоздя, в расположении ножей и копий. Приближение миссии разогнало стаю возившихся около трупов собак. Их найдено было всего 7 – и это были единственные живые существа на мысу. Не смотря на обилие там нерпичьего жира и другого собачьего корма, собаки предпочли человеческое мясо. У одного из трупов уже был отъеден бок, у другого выеден мозг, а неподалеку от трупов лежал просто кусок человеческого тела… При входе в одну из юрт сначала заметили только свитки ремней, между ними валялся торбас – и, о, ужас! В торбасе был человек в обглоданной костью. Рядом с нею лежали также дохлые щенки. В самом же пологе нашли обнаженную до пояса женщину в сидячем положении и с отрытыми глазами. Кривые линии татуировки рельефно выступали на мертвом лице.
К сожалению, миссия совсем не осмотрела второй из этих юрт и поспешила вернуться к своим нартам. На половине дороги были найдены еще два трупа, почти засыпанные снегом. Они также лежали ниц и около них были разбросаны свитки ремней, ножи и копья.
Удрученные всем виденным, они вспомнили о чае и пище только тогда, когда мороз и ветер пробрали их до мозга костей. Долго пришлось бороться с ветром, пока удалось развести костер; но ветер переносил его с одного места на другое, и они вынуждены были гоняться за ним с чайниками и котлами. Наконец приготовили чай, сварили последний остаток оленины и утомленные физически и потрясенные нравственно путники снова легли на «седухе», не раздевшись и закутавшись в меховые одеяла.
Опять водворилась тишина, снова собаки приступили к анатомии трупов, а выступившее северное сияние осветило своим чудным мерцанием белый покров океана и тундры. На бесконечном белом фоне, точно воплощенный упрек за пролитую человеческую кровь, выступала черная гранитная скала мыса, — этот мрачный, но безмолвный свидетель братоубийственной резни, вызванной родовой местью. По всем признакам, — убийство женщин и детей, не разграбленные вещи и пр., — можно смело утверждать, что шалахские чукчи сделались жертвами нападения враждебного им рода. По-видимому, из всего имущества шалахских чукчей были похищены нарты с собаками, потому что все то, что считается у чукчей богатством, как медные чайники и железные котлы, осталось в юртах нетронутым. На шестах висели полные сумы с пушниной; в одних местах лежало много убитых нерп, которыми чукчи сами питаются и кормят собак, в других валялись моржовые клыки, мамонтовая кость, китовый ус и т.д. Оружие даже не было унесено, а только попорчено: копья, например, были погнуты, два прекрасных американских ружья (Винчестер), принадлежавшие Амакамчонке, найдены были с погнутыми стволами и разбитыми о скалы замками. Самого же Амакамчонки с сыном между упомянутыми трупами не было, но, нет сомнения, что в не осмотренной миссией юрте или под снегом лежали остальные обитатели мыса…
20-го марта о. Виктор решил немедленно отправиться в обратный путь. Из чукотских вещей людям запрещено было брать что либо. Запрет этот, при содействии двух лиц, добровольно присоединившихся к миссии, был, по возможности соблюден. Но, к несчастью, в юрте Амакамчонки не нашли запасов оленины, и путники общим советом решили взять с собой несколько нерп.
Того же числа миссия отправилась в обратный путь. Исполнив свой долг, но не достигнув цели. Отъезд с Шалахского мыса был похож на бегство, — так поспешно были сделаны были все необходимые к нему приготовления. Нашим путникам хотелось поскорее оставить это зачумленное место, называемое Шалахским мысом.
Но Шалахский мыс не закончил собой всех невзгод экспедиции. Ко всем трудностям пути теперь присоединились еще недостаток пищи. Пришлось питаться нерпичьими ластами и остатком прежнего собачьего корма из гнилых сельдяток и хачир (это высушенные на солнце моксуны, окончательно разлагающиеся во время сушки), выдававшихся ежедневно по одной штуке на человека.
29-го марта миссия с своими путниками, наконец, приехала в Нижне-Колымск с медно-красными от сильных ветров лицами, впалыми щеками и воспаленными от снега глазами.
В.И.
Опубликовано 1 марта 1892 года.