Из Сибирской старины.
В июньской книжке «Русской старины» с.г., под заглавием «Бытовые черты XVII века» г. Оглоблин поместил несколько выдержек, извлеченных из дел сибирского приказа, относящихся к Сибири. Эти выдержки довольно ярко характеризуют сибирскую жизнь того времени. Приводим из них более любопытные.
В 1626 г., в Енисейском остроге были сооружены два храма; но в них не было ни образов, ни книг, ни «всякого церковного строения». Не было ни колоколов – звон производился в якоря. Воевода Ошанин просил сибирский приказ прислать все это из Москвы. Он жаловался также, что службу совершает черный, а не белый священник, и потому некому венчать свадьбы и давать молитвы роженицам. Образа и книги, колокола «в пуд или мало больше» и проч. в одну из церквей были высланы; а другой, которую служилые люди выстроили «по обету», сказано, что они должны ее и «строить собою»; о священнике не упомянуто.
В наказе тюменскому воеводе, князю Гр. Петр. Барятинскому, велено было у всех жителей в Тюмени и Тюменском уезде отобрать табак; «а у кого табак вымут, или ково и без выимки табаком уличат, и тем людем за то чинить наказание жестокое – велеть их бити по торгам кнутом нещадно», а после наказания объявить им «и биричу о том велеть кликать по многие дни», что если у кого объявится табак, то у детей боярских «дворы и животы», а у всех прочих «дворы и лавки и животы их и товары» брать на Государя, а людей бросать в тюрьму впредь до указа. Кн. Барятинский исполнил все это, в 1641 г. донес о том в сибирский приказ и приложил опись, у кого с сколько табаку отобрано. Табак был сожжен. Любопытно, что такой мере подверглись не только русские люди, но и «иноземцы». На отписке воеводы помечено подтверждение прежнего распоряжения.
В 1643 г. посланы были из Тобольска в Мангазею, с дьяком Григорием Теряевым, хлебные запасы для служилых людей; туда же отправились торговые люди с хлебом и разными товарами. Всего пошло четыре «коча» (судна). 15-го августа кочи вышли из островов в море. Здесь их встретил противный ветер. Они простояли двое суток, потом столько же времени плыли. В «завороте» кочи разбило. Запасы и людей разнесло по морю и берегу; только один кочь, принадлежащий Теряеву, выбросило на берег, да и тот занесло песками. Припасы успели из него вынуть, а сам кочь очищали от песка и снимали с мели две недели. Теряев отпустил в Тобольск, с оттисками, двух служилых и пятерых промышленных людей на карбазе; 15 человек промышленных людей осталось зимовать на месте, а около 70-ти человек собралось плыть к Теряеву. Пошли в мангазею; но через сутки, «Против черных Гор столбовой реки», северным ветром сбросило кочь на берег и они снять его уже не могли.
На берегу их «обсадила самоядь» и они пробыли здесь восемь недель. За 10 дней до Филиппова заговения они пошли в Мангазею; но на пути должны были отбиваться от самоедов, которые беспрестанно нападали на них и не давали идти, отбили у них восемь нард с запасами, товарами и оружием, ранили двух служилых людей, убили одного торгового и отбили у Теряева слугу. От Черных гор до устья Таза шли восемь недель; начался голод, потому что припасы бли отбиты самоедами. С голоду умерло около 50-ти человек.
С устья Таза Теряев послал в Мангазею служилых людей с вестями. Они, с голода, едва добрели до города и один из них по приходе туда умер. Мангазейский воевода, князь Ухтомский, тотчас послал на встречу голодавшим сына своего с служилыми и промышленными людьми и хлебными запасами.
Теряев, с остальными людьми, шел вперед еще десять дней; наконец, голод «изнял» их до того, что Теряев, с женой, с Иваном Плещеевым и другими, остановился против Леденкина шара; только тобольский сын боярский Дмитрий Черкасов с немногими служилыми людьми пошел дальше. Эти смельчаки питались собаками, но постепенно ослабевали от голода и, один за другим, умирали на станах. Так дошли они до Сухарева зимовья, где пролежали три дня; здесь нашел их князь Ухтомский – сын. Из Сухарева зимовья Ухтомский отправил Черкасова в город, и послал служилых людей отыскать Теряева. Его, с оставшимися при нем людьми, нашли у Леденкина шара; они питались мертвыми людьми. Их повезли на нартах в Мангазею, но дорогой Теряев и Плещев умерли. Всего народа в Мангазею «пришло и приволоклось» человек двадцать (Тут есть нессобразность. На коче у Теряева собралось у заворота и пошло в Мангазею человек 70; их них до устья Таза умерло с голода человек 50% несколько человек убито самоедами, несколько умерло на пути до устья Таза. Каким же образом могло дойти до Мангазеи еще человек 20? Или 70 человек считалось кроме тех, которые были на коче Теряева раньше?)
Шедшие с Теряевым промышленные люди «в расспросе сказали, что де дьяк Григорий Теряев и жена его, и люди, и они промышленные люди с голоду и от великие нужи постели, и ременье, и из под лыж камасы, и собак, и людей мертвых ели».
Обо всем этом Ухтомский отписал тобольским воеводам, а они, — сибирский приказ; тем дело и кончилось.
В 1643 г. в Нарыме умер банщик казенной торговой бани. В банщики никто не шел, и потому воевода Чаадаев силой назначил банщиком новокрещенного Степана Мокеева. В следующем году Мокеев подал воеводе челобитную, что одному ему исполнять эту обязанность «не в мочь»: он был должен и запасать дрова на весь год, и воду носить и баню топить, — и все это на себе. Потому что лошади и колодца у бани не было. Мокеев жаловался, что все государево жалование он отдал на наем, и сам с женой и детьми скитается «промежу дворы» и питается Христовым именем. Он просил назначить другого банщика, чтобы ему с женой и детьми не умереть голодной смертью. Воевода прислал эту челобитную в сибирский приказ. Приказ распорядился – отдать баню на откуп, а если ее на откуп никто не возьмет, а одному Мокееву быть у бани «не мочно», то «ему дать в товарищи из новокрещенных или из служилых людей другово человека в товарищи ково пригож, и быть двум, а будет в том, им чаять нужи – и вперед у бани велеть быть из служилых людей по два человека, погодно переменяясь, чтобы меж их в том никому большого оскорбления не было».
Любопытно также распоряжение сибирского приказа 1699 г. иркутскому и нерчинским воеводам о заведении «силитреннаго варения» и об устройстве селитренного завода и майданов. Воеводам предписывалось разыскать в уездах и описать курганы, из которых можно варить селитру. К грамотам приказа была приложена и «роспись», — наставление, как варить селитру. Эта роспись, очень любопытная в техническом отношении, к сожалению, не вполне сохранилась в делах приказа. Из дела не видно, какие результаты имела эта попытка.
Опубликовано 2 августа 1892 года.