Тунка – Шимки. Проездом.

Писать о Тунке, воспевать гольцы и красоты местности очень скучно! Все это терто, перетерто и у меня нет ни малейшего желания изобрести какой-нибудь новый «оттенок» на горах во время восхода или заката солнца. А сделать это было бы очень трудно, — другие сутки такой туман, что гор не видать совсем, не говоря уже об оттенках. Стало быть для фантазии и наблюдательности полный простор; но не хочу я, подобно Тарковскому, летать «шизым орлом по поднебесью», ни подобно Астыреву «растекаться мыслью по древу», ни подобно Полякову «рыскать серым волком по чистому полю…

Подъезжая к Тунке, я думал, что присутствую при не слышанном в Сибири явлении природы. Удушливый дым с пламенем. Действующие вулканы, значит, открылись в Тунке. Что же, давно уже пора! Со времени третичного периода господин Вулкан закрыл здесь свое производство, вследствие того, что все заводы его, по торговой несостоятельности языческого божка, попали в конкурс. Если конкурс над имуществом Бутина при усовершенствованных порядках длился около 10 лет, то конкурс над заводами языческого божка мог тянуться и сотни тысяч лет. Полный этих соображений, подъезжаю к одному вулкану. Кратера нет, земля не трясется, труса нет и никто его не празднует. Копченные лица бурят, с глазами защуренными, чтобы меньше дыму попало в них, с физиономиями в виде лепешек возятся около огней.

— Что это у нас тут горит, вулкан открылся?

— Какой балаган! Балаган здесь нет, а бумага пришел.

Слушаю и ничего не понимаю.

— Ах ты, бурят, недокрещенная харя. Не балаган, а «дикуспецию» велено производить – прерывает вдруг голос с чисто русским произношением и из клубов зловонного дыма показывается фигура с большой русой бородой.

— Какую «дикую специю» вы тут делаете? – вопрошаю я.

— Чистоту-с! Велено чистоту завести. Из губернии пишут, что это для холеры очень пользительно – поясняет та же русая борода.

«Навоз и Бога крадет урожай» — говорит народная мудрость. Чрезмерные урожаи и побудили народ жечь навоз, чтобы он не крал чужой собственности.

Велик навоз на русской земле! Хлеба нет – вали навоз на поля! Холодно в избе – приваливай навоз к избе! Захворал человек – только стоит обложить его навозом и болезнь пройдет. Идет холера – стоит принести ей жертву сжиганием навоза и индейская язва уничтожится. Жертва приносится не малая, кровная. Потому – что за щи без тараканов, что за изба без клопов, что за деревня без навоза.

И так жгут навоз, засыпают навозом ямы, — всюду от всех бед и несчастий одна защита – навоз.

Приезжаю в Шимки – и там шаманят над навозом. Не знаю, что будет в Туране.

Урожай здесь не хуже прошлогоднего и мужики уж не знают, до какой цены упадет хлеб? «Мы калера не боимся» — говорит один бурят – «навоз жжем, придет калер, хлеб жжем будем, тарасун поливать будем».

Что такое калер – бурятское население понимает по своему – что-то страшное…

Новостей здесь никаких, ждали не явится ли охотничья команда для устройства облавы на зверей; но команды нет, а медведи повыкопали всю палую прошлогоднюю скотину и наслаждаются обильной трапезой, хотя провизия и не первой свежести.

Затеяно грандиозное предприятие: продолжение – шутка сказать – колесного пути до Мондинского караула. Говорят, дорога поспеет одновременно с железным путем через Сибирь.

Проезжий.

Опубликовано 13 сентября 1892 года.