Иркутские заметки.
Важнейшим вопросом сибирской жизни, с появлением здесь первых населенных русскими острожков, заимок и сел, был всегда вопрос о народонаселении и прежде всего вопрос о том, как и чем, привлечь в сибирские пустыни народонаселение. И этот вопрос в настоящий день не только не потерял своей свежести и важности, но остается господствующим в общем экономическом строе края. Ежели иногда обнаруживаются здесь попытки отвлекаться от практических вопросов в туманную даль археологических исследований о каменном веке древней Сибири или в бесцельные для живой науки исследования о почитании звезд древними обитателями северо-восточной Азии, то эти попытки, хотя отнимают много времени у некоторых здешних мыслителей, но не имеют ничего общего с насущными потребностями жизни.
Вопрос о народонаселении практически всегда разрешался здесь двумя путями: свободно-переселенческим и карательно-ссыльным.
Путь свободно-переселенческий возник несколько раньше карательно-ссыльного. По царскому указу от 3 мая 1590 года отправлены из Сольвычегорска в Сибирь 30 хлебопашенных семей со всем хозяйством для обзаведения на новый местах, а именно: у каждого хозяина было по три добрых мерина, по три коровы, по две козы, по три свиньи, по 5 овец, достаточное количество всякой дворовой птицы, запас хлеба на целый год, соха и все принадлежности земледелия, телега, сани и всякая житейская рухлядь. Независимо от этого, каждой семье было выдано по 25 рублей денег.
Через три года после этого возник карательно-ссыльный путь. В 1593 году сослан в Тобольск из Углича, с отнятием уха, тот медный колокол, в который били набат при убиении царевича Дмитрия, как написано на самом колоколе, хотя впрочем следствием, произведенным князем Василием Шуйским, тогда же обнаружено было, что царевич Дмитрий в припадке падучей болезни накололся на нож. Одновременно с колоколом в город Пелым, ныне село Туринского округа, Тобольской губернии, сослана часть жителей города Углича, участвовавших в умерщвлении мнимых убийц царевича и давших ложные показания об убиении царевича. Медный колокол Углича, по словам Словцова, предвозвестил будущую судьбу страны. В течении первых двух столетий значение ссылки более и более получало характер заселения края. В 1768 году изданы узаконения о сбережении ссыльных во время препровождения их и он назначении их местом пребывания земледельческих местностей для приучения их домоводству. В 1798 году изданы узаконения о том, чтобы посылаемые на поселение в Сибирь причисляемы были с дозволения сената в мещане и даже купеческое состояние. Ежели б значение ссылки удерживало всегда подобный характер, то Сибирь оказалась бы довольно многолюдной, но ссылка не всегда достигала здесь целей заселения. В 1679 году в Березовке, при реке Тоболе, собралось 2700 человек раскольников и сами себя сожгли. В 1687 году, как видно из раскольнического синодика, на горах под Олонцем сожглось 1000 человек; в Тобольском уезде с чернецом Даниилом сожглись 1700 человек. Таких случаев самосожжения было очень много. Ссыльное народонаселение в гораздо больших размерах поглощалось тюрьмами, неудобствами этапного препровождения, нищетой, бродяжеством, охотой на бродяг за деньги и без денег, немилосердным эксплуатированием трудов сосланных; все это не только не представляло краю годных заселяющих элементов, но заражало почву пустыми миазмами. Только с помощью очень малого, сохранившегося от гибели, ссыльного народонаселения формировались здесь заимки, села и города.
Высочайшим указом 17-го октября 1799 года, данным сенату, повелено заселять южную часть Восточной Сибири, прилегающую к границам китайской империи между Байкалом, Ангарой, Нерчинском и Кяхтой, с предоставлением желающим поселиться различных выгод. Предполагалось за Байкалом распространить земледелие, завести суконные и юфтевые фабрики для усиления кяхтинской торговли и хотя на первый раз считалось необходимым для этой цели только 10000 душ, но для пополнения этого числа пришлось допустить к участию к заселению ссыльных. Предположено было отводить им от казны дома, запасти хлеба на 1,5 года, земледельческие орудия, скот, семена и свободу на 10 лет от податей. На такое предложение переселения откликнулись многие, но на первых же порах переселенцы ощутили затруднения; помещичьи крестьяне, не снабженные помещиками надлежащими средствами, шли в нищенских рубищах, полунагие, полуголодные, питаясь по дорогам подаянием, к крайнему отягощению придорожного населения. 8 января 1802 года последовало Высочайшее повеление остановить в Тобольской губернии пришедших туда людей, пока не будет готово все для водворения их в губернии Иркутской. В Тобольской губернии сошлось такое множество людей, что распределение их по селам было стеснительно для местных бедных обитателей. Кормовых денег было не достаточно, многие умирали от голода. Отставным солдатам дозволено было селиться за Байкалом и по большой дороге. Разрешено было водворять и переселенцев по большой дороге от Тобольска к Иркутску. От казны было ассигновано на водворение переселенцев в Нижнеудинском округе 43,046 рублей и на водворение переселенцев в Тобольской губернии 100,000 рублей.
Из числа многих тысяч людей направившихся в южную часть Восточной Сибири, за Байкалом было водворено только 610 душ. Движение переселенцев в Сибирь, за немногими исключениями, было возможно только при помощи казны, или на казенный счет, даже сами беглые из каторги употребляли все усилия, чтобы, в качестве бродяг, начинать обратный свой путь из Европейской России не на свой счет и риск, этапным порядком.
Хотя богатства Сибири и воспеваемы были Державиным, но это не привлекало сюда ни торгового, ни помещичьего сословия. В 1861 году, при освобождении помещичьих крестьян, в Восточной Сибири оказалось 2 помещика с имениями и 9 беспоместных; всех крепостных людей было 297 человек, в том числе 146 дворовых.
Движение численности сибирского народонаселения представляет самые печальные явления. Берем для примера город Нижнеудинск: в 1882 году он имел 4048 душ обоего пола, в 1883 году 3500 душ, в 1884 3419 душ!.. В Балаганске, в 1881 году, было 975 душ, в 1882 году 877 душ! В Верхоленске в 1881 году было 1063 души; в 1882 году 995 душ, в 1883 году 933, в 1884 году 972 души, в 1885 г. 955 душ! В Киренске было в 1880 году 1127 душ, в 1881 году – 1038 душ, в 1885 году – 999 душ. В Иркутске в 1880 году было 33800 душ и та же самая неподвижная цифра оставалась за 1881 и даже за 1882 годами.
Характеристикой движения народонаселения сибирских пустынь может служить следующее дело: в Нижнеудинский округ был сослан поселенец в населенную местность, значащуюся на географической карте, но давно заросшую густым лесом, об этом возникло дело по жалобе поселенца, которому впредь до разрешения недоумения указан был пункт между двумя населенными местностями на лесной полянке. Дело окончилось тем, что поселенцу дозволено было проживать в Нижнеудинске!...
Такое движение народонаселения недалеко от периоды вымирания и при таком положении сибирских пустынь существуют мыслители и публицисты, пресерьезно доказывающие необходимость уничтожения ссылки, воображая, что ее может заменить свободное переселение народа из Европейской России. Теперь, в наши дни, совершается то переселение и напоминает собой 1802 год; идут переселенцы полунагие, полуголодные, питаясь подаянием, требуя подаяния. Это далеко не переселенцы 1890 года, у которых было по 3 коровы, по 3 мерина и прочее довольствие в изобилии, это люди, которым есть нечего! Я видел их в июле месяце чуть не каждый день. «Копеечку дай» кричит мальчик и ежели ему подашь, то за ним раздаются десятки детских голосов «дай! дай!» И эти детские крики раздаются целый день на улицах, мостах, площадях. На вопрос мой одного отца семейства о том – зачем они приучают детей к попрошайничеству, не принимая на себя труда сбора подаяний, он отвечал: «нам совестно – пожалуй, не дадут, а с ребятенок нечего взять, коли он ненароком и согрубит что!». Такова практическая школа детского переселенческого воспитания. Возникают комитеты по оказанию помощи переселенцам; дай Бог им блистательных успехов, это великодушные христианские учреждения, но достигнут ли они своей цели одними частными сборами? Через Томск в 1886 году, говорят, прошло 5711 душ переселенцев, а теперь число их достигает 20,000 и ежели это число с каждым годом будет расти в такой пропорции и при таких средствах переселяющегося народа, то какой временный комитет может поручиться за сохранение жизни тех тысяч душ человеческих, впереди которых раздается крик отчаянья: «дай! дай!». Забайкальский губернатор недавно обратился к начальнику Восточной Сибири с просьбой остановить движение переселенцев за Байкал, так как по пути следования их обнаруживается голод и бескормица, и людям необходима безотлагательная помощь. И вот переселенческий вопрос, едва начав практическое свое существование, находится в состоянии кризиса: звать ли еще в Сибирь переселенцев, или остановить их движение?
Теперешние свободные переселенцы начинают завидовать ссыльным: у тех есть казенная подвода, получение суточных кормовых денег, одежда, обувь и все это от казны; у переселенца лошаденка требует корма, а на корм денег не хватает; в дождь, в бурю, с малыми детьми, переселенец укрывается под телегой; хлеб надобно вымаливать; обувь, одежонку чинить, а когда износится, оставаться нагим. И где же конец этим испытаниям переселенца? Неужели там, где голод и бескормица?.. «Но ведь скоро будет железная дорога в Сибири», протестуют ратующие за свободное переселенческое движение. Когда она будет – тогда бы можно было и выдвинуть переселенческий вопрос, а теперь подумайте сами – как отвечать на вопрос жизни, выдвинутый так своевременно забайкальским губернатором?
Но каково бы ни было практическое разрешение этого вопроса, слава Богу, что он движется и теоретически, и практически; дай Бог только, чтобы живому слову жизни не вредило витиеватое, под час пустое слово теории.
А это ведь бывает иногда, как это увидим сейчас.
21 мая 1888 года Высочайшим повелением, последовавшим по положению комитета министров, разрешен в навигацию 1888 по 1892 год включительно беспошлинный провоз к устью реки Енисея иностранных произведений, а в течение навигации 1888 г. и к устьям Оби, с тем чтобы провоз этот был ограничен некоторыми товарами, по ближайшему усмотрению министра финансов, а в следующие навигации – по соглашению его с министром государственных имуществ, и чтобы для досмотра и выгрузки товаров был указан министром финансов, по соглашению с министром путей сообщения и с иркутским генерал-губернатором, определенный в устье Енисея пункт.
В 1553 году английский король Эдуард VI отправил три корабля в Северный океан; два из них погибли у берегов Русской Лапландии, а корабль Ченслера 24 августа 1554 года вошел в Двинский залив. Это обстоятельство признано было русским правительством благоприятным для успехов торговли и в 1555 году явились в Двинском заливе английские купцы Грей и Киллингворт. Там, по повелению Ивана Грозного, построен был пункт выгрузки и досмотра товаров, где был монастырь Архангела Михаила, острог Новые Холмогоры, и когда этот острог сгорел, то на месте его построен был нынешний город Архангельск, стародавнее торговое значение которого имеет государственную важность и до настоящего времени.
Ясное дело, что таких же точно последствий можно ожидать от разрешения привоза товаров англичанами к устьям Енисея и Оби, и этому нельзя не порадоваться, тем более, что честь открытия торгового морского пути по Ледовитому океану принадлежит не только иностранцам, но и русским ученым т капиталистам.
Несколько иначе, как известно, взглянуло на это дело всероссийское купечество Нижегородской ярмарки.
Заявление ярмарочного купечества, последовавшее в августе 1888 года в нижегородский ярмарочный комитет и напечатанное во всех газетах, относится как бы с завистью к тому, что Англия добилась разрешения беспошлинного на пять лет ввоза ее товаров в Сибирь через Енисей, но такое чувство зависти имело бы свой смысл, ежели бы ярмарочное купечество само было заинтересовано торговым плаванием по Ледовитому океану и Карскому морю. Между тем, даже идеи о таком постоянном сообщении не было возбуждаемо в купечестве, вследствие, первых неудачных попыток в этом деле. Первые опыты такого плавания к устью Енисея по Ледовитому океану были совершены бароном Кнойн из Кронштадта, но они не дали удовлетворительных для постоянной торговли результатов; затем все ходатайства и старания М.К. Сидорова об открытии торгового плавания через Ледовитый океан встречали нарекания в современном донкихотстве, которым увлекаться небезопасно. Были даже очень умные люди, которые советовали Сидорову обратиться со своими проектами в Англию, как в страну более отважных мореплавателей.
Заявление ярмарочного купечества, говоря о торговом плавании через Ледовитый океан и Карское море, пресерьезно делает аналогию этого торгового пути с закавказским транзитом, как будто бы Ледовитый океан изменил свое географическое положение и перестал загромождаться ледяными горами.
Мы вообще мало верим в гостеприимство Ледовитого океана, и ежели бы он приветливо открыл свои объятия англичанам, то странно было бы завидовать им в этом, и ежели в устьях Енисея и Оби возникнут русские торговые города, то этому и можно, и должно радоваться.
Наконец ярмарочное купечество предполагает просить министра финансов о недопущении попытки англичан мирным путем оторвал (sic) от России Сибирь.
Это сильно сказано, но очень слабо связано с идеей рискованного торгового плавания по Ледовитому океану, затершего своими льдами многих отважнейших мореплавателей. Нас часто серьезно занимают отвлеченные и отдаленные фантазии о полярной ночи, о движении ледяных скал, о свободном море у самого северного полюса в то время, как у себя дома некому подумать о хлебе на текущий день.
Там, по проектам Миклухи-Маклая, много было хлопот о русских переселенцах в Гвинею, а здесь, в Сибири, народонаселение близится к периоду вымирания; там интересы мысли увлечены недоступностью для европейцев столицы Тибета и наряжением туда экспедиции, а здесь купечество испугалось доступности для англичан загроможденного льдами Ледовитого океана; мы тратим миллионы для Норденшельдов и равнодушно смотрим, как наши земляки и родичи несут последнюю свою одежонку в ссудную кассу за непомерно высокие проценты! Вот уже два почти года, как в Иркутске процветает частная ссудная касса, как бы в упрек всем иркутским гражданам, капиталистам-благотворителям и городскому общественному управлению, не пожелавшему протянуть руки помощи нуждающимся учреждениям городского ломбарда. Приемы этой кассы следующие:
Условный рост по ссуде самой кассой определен по одной копейке в месяц ссужаемого рубля, а взимает она не менее пяти копеек, иногда же гораздо более, придумав для этого особые извороты. Касса взимает процент не по размеру выдаваемой ссуды, как бы следовало, а по стоимости заклада, который всегда превышает ссуду. Таким образом, я, закладывая свою вещь, например, кольцо с бриллиантом или другим драгоценным камнем, оцениваю его в 200 рублей; касса выдает за него мне в ссуду два рубля, но каково же мое удивление, когда, являясь через две недели за своим кольцом, я подвергаюсь требованию месячных процентов по сумме оцененной мной вещи! Подобное взимание процентов совершенно не законно, а для того, чтобы не быть уличенным в вымогательстве лишних процентов, касса в своих расписках о получении процентов никогда не пишет, сколько именно рублей или копеек она получила, а ограничивается словами: процент получен.
Не довольствуясь таким крупным процентом, касса налагает плату за сохранением вещи, тоже не по сумме залога, а по ее оценке, по три копейки с рубля в месяц. Понятна плата за сохранение вещей, могущих подвергнуться порче и требующих отдельных помещений, каковы меха и громоздкие предметы, но требовать и взимать плату за сохранение серебра и золота, кроме взимаемых процентов по ссуде – просто разбой!...
Важнейшее же злоупотребление кассы составляют ее аукционы просроченных вещей. Торгующиеся на аукционе иногда увеличивают оценку вещи до двойной или тройной цены, против оценки при закладке, но это увеличение идет в бесконтрольное пользование кассы, а не владельца вещи. Очень часто вещь, по которой выдано в ссуду пять рублей, приобретается на аукционе за семнадцать рублей, и этот излишек весь присваивается кассой, которая не считает даже своей обязанностью вывешивать на стене своей конторы списка проданных вещей, для того чтобы лишить владельцев вещей возможности требовать следуемых им денег.
… Иркутские базары свидетельствуют о постепенном улучшении сельского хозяйства губернии; развитие огородных овощей, благодаря распространению доброкачественных семян, достигается возможного совершенства; села и деревни начинают соперничать в культуре хлебных и огородных семян. Недавно газеты сообщили сведения о предстоящей замене натуральной дорожной повинности денежной; эта мера будет содействовать успехам земледелия, от которого в весеннее время земледелец отвлекается для исправления, по наряду, ближних и отдаленных путей сообщения.
Явления экономической жизни края не отпечатлеваются в здешнем местном органе печати. «Восточное Обозрение» сохраняет прежнее направление газеты «Сибирь», помещая такие статьи как в №№ 16 и 17-м 1888, написанные по риторике Кошанского возвышенным слогом: «Простите Варвару, но не забудьте вынуть нож, воткнутой Варварой (в кого?)! Заживите раны (?), нанесенные им!». На обыкновенном языке это значит: «уничтожьте ссылку», но что значит «заживите раны» — это до сего времени остается непереводимым, ибо не сказано, у кого надобно заживлять раны и какие это раны? Здесь известны пока одни раны от золотых промыслов, винокуренных заводов и от подкупов к подлогам, совершенных не Варварой, а лицами, имеющими имена, отчества и фамилии.
«Избавьте от Варвары несчастную страну, которая должна служить искуплением чужих грехов! Снимите же и ее со креста!». Очень много витийства, но ежели бы автор, так свободно владеющий возвышенным слогом, прочел хотя бы мою статью (в №№ 92 и 93 «Сибирского вестника» за 1887 год). «Прошлое и настоящее Сибири», вероятно, не сказал бы, что Сибирь должна служить искуплением чужих грехов, но увидел бы, что у нее и своих грехов довольно.
Но что же сделал почтенный орган печати, когда уничтожение ссылки признано совершенно неудобным?.. Он замолчал по сему предмету, и с тех пор возвышенный слог стал реже появляться в газете. Недавно, читая «Восточное обозрение», мы прочли сведение о том, что где-то, кто-то, кому-то не подал руки, на что, дескать, многие обратили внимание; но уж газете на подобные вещи совестно обращать внимание, ежели она считает себя сколько-нибудь серьезной.
Другой орган здешней печати – «Епархиальные Ведомости» предоставляет много интересных научных данных. Из № 37 «Ведомостей» Сибирь наконец узнала имя того, кого звали прежде и Ермаком, и Василием кашеваром, а в действительности это был атаман Ермолай. Этим интересным сведением мы обязаны высокоуважаемому епископу Мелетию.
Эта газета служит по преимуществу прекрасным органом местной миссионерской деятельности, предоставляющим столько интереса, что приятно было бы видеть статьи по этому предмету в отдельном издании. Не менее желательно бы было иметь издание особой книгой статей оекского протоирея Стукова, а в особенности его превосходный биографический очерк архиепископа Иринея.
Не лишним считаем сказать об одной странности, встреченной нами в «Епархиальных Ведомостях»: № 33, в речи, произнесенной священником Иониным по поводу 900-летия крещения России, внесены следующие строки на странице 336, со 2-1 строчки сверху6 «и вот Владимир язычник целые шесть лет усердно выполняет роль Блиани отступника». На той же странице, 2-я строчка снизу, гласит: «Владимир, как и Юлиан, убедился, что все его усилия поддержать и одухотворить упавшее язычество останутся тщетными».
Такая аналогия между Владимиром и Юлианом крайне ошибочна по историческим фактам и крайне оскорбительна для памяти Владимира по самой идее.
Владимир святой, приняв христианство, не обращался уже к язычеству, между тем, племянник Константина, Юлиан будучи в детстве и юности усердным христианином, по крайней мере, по соблюдению обрядов, потом, под влиянием ариан и наконец под влиянием лживых языческих мудрецов, отрекся от крещения, совершил над собой обряд очищения через окропление жертвенной кровью, исполнял обязанности великого жреца, сделался гонителем и мучителем живых христиан и истребителем мощей почивших!
Владимир умер истинным христианином и церковь причла его к лику святых, Юлиан же, по молитвам христиан, а в особенности Василия Великого поражен смертью невидимой рукой и хотя сказал в момент смерти: «Ты победил, Галилеянин», но вместе с этими словами плюнул во след меча, поразившего его смертью.
Об этом имеются подробные сведения в житиях Василия Великого и мученика Меркурия, но, вероятно, автор речи, произнесенной по поводу 900-летия крещения, забыл их; в противном случае, нам кажется, он не решился бы на такую аналогию.
***
Главным общедоступным препровождением свободного времени служит здесь театр, который перестал быть, наконец, учреждением полубюрократическим, так недавно еще отвлекавшим нескольких чиновников от их более важных служебных обязанностей. Теперь театр имеет одного ответственного антрепренера, специально занимающегося своим делом. Очень жаль, что антрепренер увлекается задачами не по силам провинциальной сцены, желая знакомить публику с серьезными операми посредством отрывков из них. В результате у всех, вместо удовольствия, получается досада и неудовлетворенное чувство любезности; у публики, которая, не зная ни содержания, ни достоинства целой оперы, недоумевает о том, что перед ней на сцене изображается; у самих артистов, которые, заучивая две-три арии, находятся в полной невозможности осмыслить пение и свои движения, не штудируя целой оперы. Хор, состоя из лиц нисколько неподготовленных к оперному репертуару, производит на слушателя удручающее тоской впечатление, в роде того, какое мы свои ушами выстрадали 30 августа, во время изображения на сцене одного акта из оперы «Демон». Гораздо бы лучшие результаты получались, если бы, не мудрствуя лукаво над итальянскими и другими операми и над публикой в выборе пьес, антрепренер соображался с силами театрального персонала, который для водевилей, комедий и драм и более популярных опереток может оказаться довольно удовлетворительным. Другое здешнее общественное и тоже общедоступное учреждение – «публичная библиотека», с некоторого времени для многих сделалась совсем недоступной; произошло это потому, что к состоящей в ведении здешней городской думы библиотеке применены, будто бы, правила о народных бесплатных читальнях, для рабочих фабрик, каковых, впрочем, в Иркутске не имеется. Здешняя публичная библиотека заключает в себе книги одобренные цензурными комитетами; для народных же читален могут быть опущены только книг, одобренные для сей цели особым специальным комитетом; ясное дело, что закон о читальнях для фабричного люда не может распространяться на библиотеку имеющую подписчиков и допускающую бесплатно для справок чиновников, педагогов, туристов и других образованных людей, тем более что в Иркутске никогда не было открываемо народной читальни.
При здешнем отделе географического общества тоже есть общедоступная и при том бесплатная для чтения библиотека, книги которой одобрены только цензурными комитетами, но правила о народных читальнях по всей вероятности, никогда к этой библиотеке применены не будут. Многие предполагают, что случай с публичной иркутской библиотекой, состоящей в ведении думы, окажется недоумением. Нельзя же пожалеть также, что здешняя публичная библиотека не оправдывает своего названия, так как всегда закрыта во время свободное для чиновников и педагогов, а также во всякие праздники, не попадающие на воскресные дни.
Иркутск, 29 сентября 1888 года.
Василий Шевич.
Опубликовано 26 октября 1888 года.