Кяхтинские храмы.
Чрезвычайный посланник, граф Савва Владиславич Рагузинский, окончив в 1728 году переговоры с Пекином, определив главным пункт торговли между Россией и Китаем при речке Кяхте, и заложив тут крепостцу, прежде всего озаботился из своей походной Церкви устроить здесь Храм для новых насельщиков пограничного места. Он просил Первосвятителя Иркутского Иннокентия Кульчицкого освятить этот храм во имя Пресвятой Троицы и святого Саввы Сербского, с тем, чтобы сей Троицкосавский Храм приписать к Посольскому монастырю и отсюда присылать в Кяхтинскую Крепостцу священнослужителей для отправления службы Божьей, а на содержание церкви иметь в виду установленный им Владиславичем денежный сбор с проезжавших через таможенную заставу, торговых и не торговых людей. Святой Иннокентий благословил освятить Церковь по желанию графа, а для служения в ней посылать из Посольского монастыря иеромонаха. Владиславич после этого выехал в Россию; Святитель в 1731 году скончался. А учреждене по завету их оставалось со стороны духовенства неизменным. Но не то было с другой стороны. Деньги в пользу храма Троицкосавского на заставе неупустительно собирались, а до храма не доходили. И монастырь Посольский не мог не тяготится содержанием отданной на его безвозмездную опеку пограничной церкви.
Между тем купеческие люди разных городов, поселившиеся для торговли в Кяхтинском форпосте (в нынешней торговой слободе) примыкающем к торговой слободе Китайской, как только прибыл на епархию Иннокентий Нерунович, жаловались ему на неудобство устроения Саввой Владиславичем церкви в Троицкой крепостце, от которой Кяхтинский форпост, где живут они, в четырех верстах; потому де не только затруднительно для нас торгующего на кяхте купечества посещать Троицкосавскую церковь для слушанья Божественной литургии, да и не безопасно в случае экстренных треб находится от священника в четырехверстном отдалении. А заявив сие, кяхтинское купечество просило или церковь из Троицкой крепостцы перенести в форпост, и разрешить им пристроить к ней придел во имя Успения Божьей Матери; или дать благословение на построение в форпосте новой церкви. Строение и содержание церкви, равно содержане причта купечество принимало на себя.
Преосвященный, в Октябре 1733 года прибывший на епархию, и в начале следующего года посетивший Забайкалье, доезжал только до Селенгинска, но ни в Троицкой крепостце ни в Кяхте не был, потому и не мог решить просьбы купечества заочно. Однако, чтоб дать делу движение, предписал 24 Июля 1734 года привезенному с собой из Москвы иеродиакону, Феофилу ехать в Кяхтинский форпост, осмотреть в Троицой крепостце церковь, на приличном ли месте построена, насколько от большого жилья отстоит, бывает ли какой приход в казну, не бывает ли в церковных требах и в служении Божественного пения за дальностью препятствий; что на священника и прочие требы церковные из Посольского монастыря иждивения выходит, и приход с расходом бывает ли сходен, или с накладом? И аще пожелают переносить, то осмотреть место, может ли быть угодно к пребыванию церкви и каким оное перенесение будет чиниться коштом.
Иеродиакон по своему возвращении подтвердит относительно местности тоже, о чем извещало купечество. А строитель Посольского монастыря монах Манассия представил следующий учет безвозвратных на пограничную Троицкосавскую церковь издержек: «для ведения приходов и расходов по этой церкви определяются с 1728 года и по настоящий церковные старосты из вкладчиков Посольского монастыря. Из отчетов их видно, что от Посольского монастыря отпускается в Троицкосавскую церковь ежегодно – воска по 20 фунтов, святилен по 3 фунта, вина церковного полведра, муки на просфоры 5 пудов, да от того же монастыря командируемый причт получает от него каждогодно на свое содержание, именно, священник шубу, рясу суконную сермяжную, холста на рубашки 24 аршина, две чарки и двое суконных чулок, и рукавицы лосинные с варегами; дьячок и староста, каждый по шубе и по зипуну сермяжного сукна, и на рубахи холст, и обувь и рукавицы в том же размере как и священник; при том всем им отпускается в год по 100 пудов ржаной муки, по 3 пуда яшных круп, по 4 пуда толокна, 2,5 пуда гороха, столько же конопляного семени, по две бочки рыбы омулей, по 3 пуда сиговой юколы, по 15 пудов свиного и говяжьего мяса, по 4 пуда коровьего масла, и по полпуда жиру говяжьего и омулевого, и все эти припасы отвозятся в Кяхту на монастырских лошадях монастырскими работниками, издерживающими взад и вперед на корм лошадям и себе на квас рублей по десять; все же вообще расходы по троицкосавской Церкви бывают очень велики и чувствительны для обители, а в приходе по той Церкви бывает в год только рублей четырнадцать; и пошлинных с мостовых за проход телег денег нисколько не получается, и куда они употребляются не известно». В заключение учета Манассия просил Преосвященного Троицкосавскую Церковь от Посольского монастыря отписать, оставить при ней из утвари то, что было принято из Посольской канцелярии, а что за тем окажется не вошедшее в приемных реестр, то возвратить в Посольский монастырь.
В 1735 году 15 февраля Преосвященный нашел возможность сам посетить Кяхту. Осмотрев местность, он изъявил полное согласие на сооружение особого храма в Торговой слободе близ гостиного двора, предоставив купечеству прислать о том прошение по форме. На возвратном же пути через Селенгинск, просил коменданта Бухгольца, имевшего здесь вместе с своим Якутским полком главную квартиру, одолжить на время Кяхтинский форпост полковой походной церковью, без которой военные люди, при двух церквах в городе Селенгинске Спасской и Покровской, могли обходиться.
Между тем собрав частным образом сведения, что в пользу Троицкосавской церкви, с основания ее, именно с 1729 года скопилось значительное количество пошлинной суммы, Преосвященный отнесся к Вице-губернатору Плещееву с вопросом: где эта сумма? И с просьбой выдать ее в Посольский Монастырь на покрытие расходов по церкви пограничной. Плещеев в свою очередь затребовал справки от заведывавшего пошлинными сборами в Кяхте, капитана Маремьянинова, и с тем вместе копию с распоряжения на этот предмет графа Владиславича. Маремьянинов представил вице-губернатору список с инструкции Владиславича, которую мы уже читали, и объявление, что сумма собранная с проходивших через таможню телег по 1735 год простирается до 247 рублей 63 копеек. За всем тем Плещеев не настоял, а селенгинский комендант Бухгольц без повелительного указа не решался выдать эту сумму на церковные надобности, и таким образом установление Саввы Валиславича относительно поддержания установленного им в Троицкой Крепостце Храма цели своей не достигло.
А такое открытое нарушение одного из самых главных условий, под которым Троцкосавская церковь была приписана к Посольскому монастырю, вынудило Преосвященного изменить и прежние на счет ее распоряжения своего предшественника.
Уведомив Иркутскую провинциальную канцелярию о данном дозволении в торговой слободе устроить особую церковь, в тоже время он сообщил и о том, что устроенная в Троицкой Крепостце Послом Владиславичем Троицкосавская Церковь, как не пользующаяся предоставленным ей 15 статьей инструкции Графа Владиславича содержанием, от Посольского монастыря отчисляется, потому Канцелярия обязывается принять в свое ведение по реестру утварь, какая выдана была из Графской походной канцелярии в упомянутую церковь, и на свое содержание саму церковь.
А 20 Апреля, того 1735 года Преосвященный получил от комиссара кяхтинского форпоста Ивана Розанова, и ожидаемое о построении в торговой слободе церкви прошение с таковым извещением, что на строение новой церкви купечество собрало между собой юолее 400 рублей и что сбор продолжается.
И вот грамота разрешающая на первый раз просьбу:
«Божьей милостью преосвященный Иннокентий Епископ Иркутский и Нерчинский Кяхтинского форпоста к комиссару Ивану Ивановичу Рязанову со всеми обретающимися в том форпосте купечеством и всякого звания обывателям, мир Божий и наше благословение.
Понеже сего 1735 года февраля дня просили вы нас доношением, дабы дозволено было в оном Кяхтинском форпосте построить вновь церковь о двух престолах Живоначальной Троицы и Успения Пресвятой Богородицы. А понеже оное строение в скорости быть не может, и в бытность нашу в Селенгинске послал я промеморию господину Бригадиру Ивану Дмиртриевичу Бухольцу, прося, дабы в оный Кяхтинский форпост перенесена была церковь полковая походная Петра и Павла на время, пока настоящая церковь в совершенство придет, что его превосходительство и обещал учинить; того для повелеваем вам выбрать доброго человека старосту и послать к господину Бригадиру и коменданту Бохольцу присить оную полковую церковь, чтоб он принял ее с описью по реестру, что икон, книг, ризницы и прочего остается, в чем и бы и расписался. И когда ему отдастся, и привезена будет в Кяхтинский форпост, то благословляем оную церковь поставить в удобном месте, и содержать во всяком хранении и чистоте. А для служения в оной церкви и исправления всяких треб определен от нас троицкой крепостцы священник Феодор Андреев, о чем к нему указ послан. Марта 19 дня 1735 года.
На этом документе отмечено: с его указа пошлин не взято, понеже сам Его преосвященство бывши на Кяхте благословил тут церковь строить.
От 10 Мая, донося обо всем вышеписанном Святейшему Синоду. Преосвященный представлял его благовнимание, что благоустроение церкви в пограничной Кяхтинской торговой слободе с постоянным пребыванием здесь священника, необходимее, чем в Троицкосавской крепостце потому, первое, что слобода значительно населена купечеством и другими разными чинами, требующими безотлучно пребывания среди многолюдности своей священника, тогда как в крепостце обретаются только солдатский караул в немногом числе людей, и второе, понеже оная форпостовская слобода самая пограничная, при которой в близости слобода – ж торговая китайцев, и еще будет тут церковь, то могут иноверные вящшее склонение иметь к православию. На все изложенные в рапорте своем распоряжения Преосвященный просил утверждения Святейшего Синода, а властям пограничным указа о выдаче посольскому монастырю собранных с проезжих телег денег в пользу состояний на его иждивения церкви троицкосавской.
Кяхтинское купечество не удовлетворилось походной церковью и настояло о дозволении строить церковь новую неподвижную. Преосвященный медлил разрешением, может быть, дожидаясь на представление свое ответа из Св. Синода. Когда же время убедило, что и это представление его подобно многим прежним, оставлено без внимания, то решился действовать собственной властью. Между тем кяхтинское общество, под руководством знаменитого комиссара Симона Ильича Свиньина (По распоряжению правительства Свиньин был прислан в Кяхту для закупки ревеня, в 1737 году. Эта замечательная в свое время своей смышленостью и деятельностью, а также борьбой с обстоятельствами, личность и поныне живет в Иркутске в своем не громком потомстве по прямой линии, и в боковом через родственные связи с почетным домом гг. Трапезниковых), изменило мысли относительно посвящения Храма. Чтобы избежать слияния наименований Троицкого храма в крепостце и опять Троицкого же в слободе торговой, они положили построить у себя Храм во имя Воскресенья Христова с приделами Успения Божьей Матери и Святителя Мирликийского Николая. Это желание изложили в новой просьбе своей к Преосвященному, и получили от него следующее решение:
«Божьей милостью Преосвященный Иннокентий, Епископ Иркутский и Нерчинский, по благодати дару Всесвятого и Животворящего Духа, данной нам власти от Самого Великого Архиерея Господа Бога и Спаса нашего Иисуса Христа. Кяхтинского форпоста казенной ревенной покупки комиссар Симон Свиньин м прочими купеческими людьми в нынешнем 1738 году февраля 6 дня в доношении вашем врученном к Нам объявил: намерен де ты Свиньин с прочими купецкими людьми в епархии Нашей в Кяхтинской слободе построить вновь церквоь деревянную во имя Воскресенья Христова с приделом Успенья Пресвятой Богородицы и Святителя Христова Николая Чудотворца, и о том бы строении дать нам архиерейский указ. И Мы, вышепоказанного вашего доношения слушав, благословляем и повелеваем по вашему желанию из своего иждивения в той кяхтинской слободе вновь деревянную церковь во имя Воскресенья Христова м приделом Успения Пресвятой Богородицы и Святителя Христова Николая Чудотворца строить, а когда оная церковь в совершенство построена и святыми иконами и иконостасом украшена будет, то о освящении ее просить нашего архиерейства. Дан в 1738 года февраля 6 дня. Со Свиньина пошлин не взято».
В следующем же 1739 году вчерне церковное здание в кяхтинской торговой слободе было готово. Но в остальном, в благоукрашении Храма и в снабжении его всеми потребностями, конечно, соответственно усердию и состоянию здателей не рядовыми, общий жребий, на который в Восточной Сибири обретались отдаленностью все новостроящиеся церкви, не миновал и Кяхтинской. В 1740 году успели приготовить к освящению только придел Никольский, и полковая церковь была возвращена коменданту Бухгольцу.
Что же касается до храма Воскресенского, то он со всем отстроился и благоукрасился слишком через семь лет от заложения. Симон Ильич Свиньин просил об его освящении 10 Июня 1746 года. Но, к огорчению Кяхтинских прихожан, непредвиденные обстоятельства снова отдалили исполнение их желания еще года на четыре. Время это для Епископа Иннокентия тревожное. Его вызывали в С. Петербург, против его хотения. Сперва он отписывался; но наконец должен был повиноваться, и 22 Августа того 1746 года выехал из Иркутска. Ход Епархиальных дел при таком колебании не мог не нарушиться. Затем, хотя при отъезде своем Епископ Иннокентий предоставил Епархиальное управление Консистории, не исключая и дачи разрешения на освящение заложенных при нем Церквей, для чего оставил 22 освященных антиминса; но консистории нужно было время ознакомиться с новыми своими обязанностями; а могло быть и то, что она смотрела на Кяхтинский Храм, как не подходящий под условия общие другим новостроящимся церквам, ибо у ней было в виду представление об этом пограничном храме не разрешенное еще в Синоде, и потому она могла ожидать или синодального разрешения, или возвращения отбывшего Архипастыря, или назначение нового Архиерея, и уже тогда, как в течении трех годов не сождала ни того ни другого ни третьего, решилась окончить дело сама. Консисторский указ об освящении Кяхтинского Воскресенского храма (деревянного) последовал 13 Июля 1750 года, но имя священника Уфтюжанинова. Впрочем, не всего ли проще объянить эту медленность внезапным переворотом участи главного, и вероятно, единственного деятеля в созидании храма? В 1746 году, лишь поступило к епархиальному начальству заявление от Симона Свиньина о готовности сего храма к освящению, на Кяхту проскакал адъютант Ознобишин для ареста тамошнего комиссара Симона Свиньина и для описи его имения.
Откуда такая гроза, — это поясняется данным потом 20 Июля 1748 года именным Высочайшим указом, гласившим во всенародное услышанье.
«Божьей милостью мы Елизавета первая, Императрица и Самодержица Всероссийская, и прочая, и прочая, и прочая,
Объявляем всем нашим верноподданным.
Понеже бывший на кяхтинской границе, на кяхтинском форпосте, комиссар Симон Свиньин, явился в наших интересах не только подозрительным, но и суще похитителем цемалой казны, и во многих противных указам, наших поступкам; а притом, как нам не безызвестно, и подданным нашим чинил разорения и обиды собой и через прикащиков своих, между которыми большой частью родственники его были; о чем мы указали наикрепчайше исследовать нашему полковнику Вульфу (В это время в Иркутске назначена из Петербурга следственная комиссия, состоящая из четырех чиновников, под начальством полковника Ивана Вульфа, для пресечения претеснений инородцев). Того ради всем нашим верноподданным всемилостивейше повелеваем: ежели кому от него Симона Свиньина, и от его прикащиков чинены какие обиды и разорения, или кто знает за ним похищение нашего Интереса испрятанные у кого его всякого звания пожитки и товары и в торгах и в процентах денежные капиталы, тех всем у кого что в руках из означенных имений и денег есть, оное объявлять и в обидах прошения давать ему полковнику Вульфу без всякого опасения и утайки, а кто те его пожитки, товары и деньги имеет у себя вне сибирских городов, тем объявлять в губерниях губернаторам и в городах воеводам, где кому поблизости способно: а им губернаторам и воеводам доносить о том в наш кабинет; а ежели кто до июля месяца будущего 1749 года о том не объявит, а после от кого будет донесено и доказано, и те люди за таких же хищников как и оный Симон Свиньин будут почтены и все движимые и не движимые их имения конфискованы, и сами они жестоко будут наказаны. И чтоб никто неведеньем отговариваться не мог, о том для всенародного известия указали мы сейчас указ напечатать вл всей нашей Империи публиковать».
Не знаем, чем решился суд над Симоном Свиньиным; но имеем основание думать, что если не полным его оправданием, то и не конечным осуждением. Ум и энергия этого человека могли вызвать против него озлобление мелких душ и распространить клеветы. Но следователь полковник Вульф был судья прямодушный и добродушный. И ему ничего не стоило разорвать паутину и оправдать напрасно опутанного. К этому заключению приводит нас то, что Симон Свиньин в 1749 году опять является деятелем на пользу кяхтинской церкви, заведывающим ее казной, а в 1750 г. обличителем злоупотреблений церковного при ней старосты ярославского купца Михаила Усова. В одной из Иркутских летописей (карамзинской) отмечено: — «1781 года октября 11 дня умер бывший кяхтинский комиссар Симон Ильич Свиньин. Похоронен 13 числа у крестовской Церкви (в Иркутске). А 1783 года мая 12 дня скончалась жена его Мария Яковлевна. Отсюда можно заключить, что Симон Ильич скончался в мире, в маститой старости, и жил после освящения выстроенной им на Кяхте Воскресенской Церкви 30 лет. В Иркутске на память его есть Свиньинская улица.
Опубликовано 12 августа 1867 года.