Первый зимний путь через Байкал.
Первый зимний путь через Байкал.
Байкал только что «стал», небо прояснилось заблестел снег на вершинах гор, замолк глухой морской шум, целые дни столь беспокоивший прибрежных жителей, заискрились неподвижные пирамидки ломанного льда на море…
— Кто к нам первый приедет из-за моря, думали собравшиеся на берегу лиственниченские мужики, приветствуя друг друга с ранним морозным, ясным утром, указывая пальцами и весело кивая головами на противоположные горы, как бы желая сказать: ишь ведь как близко, рукой подать.
— А ведь это братцы, Михееч пробирается… глядитко, вдруг сказал Фомич, толстый крестьянин, с лукавым лицом, бойкими глазами, крепкими руками, в мерлушечьей шапке, нахлобученной в этот день как-то особенно на затылок – это, братцы он! он! право, он…. вот сивка его… добрый конь…
— Чего говорить, конь добрый, одобрительно прошептали все.
— Одно слово конь, продолжал как бы про себя Фомич, конь… шагу не ступит, не испробовав… Чуть хрустнет, тотчас остановится… другое место выберет… А уж чуткой какой… бежит то, правда не ахти как… мою кобылу не загонит…
— Конь важный, снова одобрительно отозвались все, вынимая из рта трубки и пуская чуть не в раз густые клубки дыма.
— Ишь, ведь как пробирается, продолжал снова Фомич, глядико стал… видно полонья… оно точно опасно… Да, Михееч, чай, досок захватил с собой… Михееч тоже себе на уме… маху не даст.
-Что говорить… Михееч где маху даст… Мужик!
— Голова-мужик, прервал Фомич гляди-гляди, робяты! э, вон! Слава Богу, а я думал… ишь, видно полонья опять.
— Должно быть полонья, прошептали остальные крестьяне.
Долго в таком роде шел разговор между крестьянами и Фомичом, пока переезжающий через море Михееч на своем сивке, в легких дровнях, не приблизился к берегу на такое расстояние, что всем стала видна его седая голова в черной собачьей шапке и вывороченная мехом к верху, знакомая всем, собранная из лоскутов разных зверей шуба, выменянная им у известного жида Безпрозванного на соленные огурцы и немного отзывавшуюся чесноком рыбу.
— Михееч, он, он! проговорили все, закидав шапками. Но Михееч не подал никакого знака.
— Точно, теперь ему не до нас, подумали сметливые мужики.
Только когда уже оставалось до берега около ста сажень и утомленный сивка остановился перед глыбой льда, загородившей ему дорогу, Михееч взглянул на глазевших мужиков, кивнул им головой и ткнул пальцем на льдины, прошептал про себя: ведь, подиж ты, какое диво, — перед самым берегом!.. Но умный конь не давал своему хозяину много времени на размышления, он вытянул немного голову и прибавив сам себе вожжей, уже поворачивал на право, стараясь обогнуть глыбы спертого льда.
— Сюда, сюда кричали мужики, тыкая пальцами в ту сторону.
Сивка снова остановился, взглянул на стоявших на берегу мужиков, снова прибавил себе вожжей, фыркнул и поворотил в строну, но не в ту, куда указывали ему мужики.
Михееч кивнул им на него головой, проговорил про себя: где с ним сговоришь.
Сивка выбрел наконец из больших льдин на чистый, гладкий путь, замахал хвостом и пустился в легкий скачь, Михееч торопливо взялся было за вожжи, видя что его друг несет его «в море», где! – сивка чем дальше, тем становился прытче и прытче… До Михееча долетел хохот мужиков. Он замахал им в ответ руками, но удалый сивка не унимался…
— Видно где-то завидел дорогу… конь умный, шептал про себя Михееч. Вдруг сивка круто повернул к берегу и поскакал к крутым, но не высоким льдинам. Михееч чуть было не вылетел из саней и если бы не высокий облучок их, за который он удержался, то сивка один бы бойко забрался на крутой берег и остановился перед весело приветствовавшими путешественников мужиками.
— Ай да, Михееч! Ай да сивка! Заговорили все, обступив обоих и трепля одного за руку, другого глядя по спине.
Михееч поздоровался и повторил по обыкновению тоже, что и предыдущие года, и этому случаю:
— Ну, и набрался страстей… там полонья, тут полонья, а ка-быть объехал… конь добрый… с мореставом! Сивка фыркал, махал хвостом, кивал головой.
— Ну сивка, теперь едем к Фомичу, сказал Михееч. И сивка, покорный слову своего хозяина, поплелся за ним к дому Фомича, стоявшему близ берега, дому, стойла которого ему так хорошо были знакомы. Знакомые собаки, бойкая тунгуска и рассудительный сокол, приветствовали его дружным, веселым лаем и проводили к обычному месту, его «выстойки – столбу». Сивка кивал им головой…
Между тем Михееч, сбросив с себя в дровни шубу, окруженный мужиками, шел к теплой избе, где ожидал его радушный хозяин, здоровая рюмка очищенной, добрый ангарский омуль с луком и разными приправами, чай и веселое одобрение всех собравшихся гостей и доброго приятеля-хозяина.
А.С.
2 февраля 1878 г.
Опубликовано 14 января 1879 года.