Образ жизни тунгусов и коряков, живших в Иркутской губернии в 1766 году.
Выписано из ведомостей, присланных в Правительствующий Сенат от бывшего в Иркутской губернии губернатором, генерал-поручика и кавалера Бриль, хранящихся в Моск. Арх. Мин. Юстиции (л. 390-394).
Сообщено И.В. Качаловым.
Тунгусы.
Тунгусы состоят по родам и каждый род имеет у себя старшин, коих называют князцами. Народ сей не мужественный и робкий: огнестрельного оружия весьма боятся и не точию кому из них огнестрельным оружием стреляет, но и в руки себе брать опасаются. Оружие их – луки, стрелы, копья. Платье на них обыкновенное, по их древнему обычаю, на других орд не сходное, — из оленьих кож, расцвечено разными звериными шерстьми, мужское и женское особо, и довольно нашитыми медными литыми разными изразцовыми штуками изнавешано, а у богатых и серебряными кругами, — и в ушах, мужеск и женск пол, носит превеликие серебряные и медные кованные бляхи, на коих прорезывают узенькие скважины и напускают на глаза – сквозь их смотрят, что почитают себе за знатное щегольство, против российского богатого народа, и имеют же они великую охоту на русские мужские всякие рубахи, а особливо на шелковые и суконные камзолы, точию в летнюю пору.
Також охотники у себя в юртах держат посуду оловянную и медную, которую вычищают всегда и держат в чистоте, для одного убора юрты сами с нее не ездят.
Люд сей – многоречистый и говорливый: каждый упражняется, чтоб много говорить и желает завсегда незнакомое что слышать и потому между ними никакие тайности не хранятся и секрета содержать не могут. Пропитание себе имеют, чтоб какое обытное себе в пищу ни нашли, — все беспорочно едят и какого б зверя где ни добыли – обедают: а паче состоит их пропитание рыбой, которую промышляют в реках и озерах. Промыслы же их звериные состоят на платеж в казну ясаков, лисичные в осенние месяцы, в сентябре, октябре и ноябре: переходя от места до места, гоняют пешком и на оленях по разным урочищам, а для соболиных отходят на годичное время в Утскую сторону, где той же гоньбой добывают; а ловушек для оных звериных промыслов никаких у себя не имеют. Жительство свое имеют лето и зиму кочевым на своих табунных оленях в горах и высоких хребтах юртами. А те у них юрты чумовые, то ест из оленьих кож – ровдужные, а у других из рыбьих кож и непрестанно с места на место кочуют и никогда более пяти дней на одном месте теми юртами своими не стоят, разве по необходимой какой их нужде, то есть случится им несчастье – кто из них лучший помрет и то хотя малое какое расстояние, от места до другого места кочуют, и по свлему древнему обычаю толкуют, якобы человеку жить на одном месте весьма опасно и несчастливо и будто бы никакого счастья в этом не может получить и напротив того от долговременного на одном месте жития приключаются всякие болезненные припадки. Народ сей – честолюбивый – весьма себя почитают за высокоумных и любострастны, — очень склонны к женам: имеют у себя по две, по три по пять и более жен и ежели б у них был нажиток достаточный, то б не устыдились и по двадцать жен иметь, для которых сколько у кого оленьего табуна есть, все в окуп оных (т.е. калым) отдают и тако обнищивают: а напротив того у кого дочерей много, тот скоро, получая за них оленным табуном, богатиться. С материной стороны родственников своих за родство не почитают и не срамятся во всем родной своей матери сестру (т.е. тетку родную); тож по умертви отца своего оставших жен в жены себе берут; да и то между ними часто случается – отец у сына, а сын у отца, друг от друга себе жен в жены ж берут. Шаманов чтут и почитают за заступников здоровья своего. Не крещенные имеют себе кумиров, сделанных из дерева, навесив на него курьезно соболь или белку и горностая: куклы сшиты из ровдуги, набив оных птичьим от крыльев перьем и оленью шерстью, коих почитают же и жертвуют им – бросают на огонь жир оленей и в этом дыму их окуривают тож и жиром оных мажут, а для чего их почитают, о том, против прочих идолопоклонников, изъяснить не могут. А иногда найдут какой-нибудь простой камень курьезный, и тож чествуют за охранителя здоровья своего. Нравы их: когда случится у них какой болящий человек, а приедет из другого рода кто и не спросясь, войдет в тое юрту, где тот болящий лежит и причиняется тому болящему смерть или болезнь и станут того больного лечить шаманством; то весь тот убыток за умершего требуют от того пришлого головщину, называя тот его приход, якобы он наступил на его здоровье и от того оный умер почему между собой бесспорно тое головщину платят. Да и те их обычаи состоят, когда кому случится своими юртами и табунами от места до места кочевать, а позади того другой кто по его следу кочует и случится, что у переднего кто заболит, или из табуна его какой упадок сделается и то почитают о не заучищенный убыток, будто бы задний наступил на его здоровье и оттого ему тот вред причинился, почему взыскивает тот весь свой убыток на нем и между собой платят бесспорно, как и выше сего написано. А когда из оных кто помрет, то мертвое тело, будет летом, в летнее, а зимой – в зимнее – самое лучшее и весьма хорошее платье одевают, и делают деревянный гроб и положа в оный то тело, на высокие деревья и столбе поднимают и закалывают несколько оленей, — кровью тот гроб и деревья обагряют: то их похороны, и при том его юрту, постель и посуду и прочее оставляют под гробом и их табуна его поймав оленей, смотря по достатку, а у кого табунами много – и по сто оленей вдруг задавливают с тем их древним обычаем, якобы он на том свете на тех оленях ездить будет и положенным с ними экипажем довольствуется. А когда ж на них кто бывают больны, что после болезни выздоровят, или после родин женщины облегчатся, то в таковых случаях, по своему обычаю, закалывают несколько оленей, наточа из них крови и той кровью моются; то их очищение.
Пешие Коряки.
Люд сей родословие свое баснословит, якобы произошли от прадеда своего как Кунгаха и жены его Хахили, которые, оставя от себя наследником сына своего Амашхута, ушли в море жительствовать, и от того Амашхута они расплодились, за что и почитают их себе за бога, коим и жертвуют всякими разными яствами, помалу отбрасывают в пустое место.
А паче в декабре месяце, наделав из ягод и трав, смешанных с жиром нерпичьим или китовым також, и с рыбой яства и поставляют в юртах своих под лестницей, по которой выходят из оной вверх; а как придет ночь, то те яства вносят из юрты и в начале выхода из юрт обмазывают у входной из юрты лестницу, на которой вверху выделанной, на подобие человеческого лица, болван, с таковым их суеверием будто бы их прадед как кунгах приходит невидимо и ест тое жертву, и по выносе на двор ставят на сделанные на то лабаски, и, обночевав, вносят наки в юрты и призывают к себе в гости приятелей своих и потчивают тем идоложертвенным в угощение. А в болезнях и промыслах своих призывают тех будто умерших в море в помощники.
Нравом оные коряки смелы и злопамятливы: к голоду и ко всякой нужде весьма терпеливы; смерть себе за ничто вменяют; против соперника или какого неприятеля, — к ссорах и напускам не робки. Пропитание себе имеют: разбежав по морю байдарами, добывают морских и разных зверей – китов, белуг, сивучей и тюленей, и всякого земляного рода зверей же: и что бобудут все съедают и ни в чем никакой погани не знают и для добычи зверей весьма искусны и имеют по своему вымыслу, разные ловушки; а на рыбную ловлю делают из крапивы и из жил и из усов китовых сети и другие ловушки ж искусно: и тем довольно добывают и к зимней поре, высуша, запасают. Жены их весьма трудолюбивы и к шитью искусны ж и к запасенью харчевых припасов тщательны. Довольно набирают трав и кореньев, також разных ягод и из того делают себе пищу, платье и обувь. Как мужеск, так и женск пол носят сшитое из оленьих и из морских нерпичьих и птичьих кож парки безразлично. Скотов и табунов никаких при себе не имеют. Оружие их пращи из коих искусно камнем бросают и убивают лучшую птицу; також луки, стрелы, копья; на огнестрельное ружье великую охоту имеют. Топоры у них прежде были каменные и костистые и теми вдоль по дереву скоро рубить могут.
Жительство имеют оные пешие коряки, на всегдашнее время, подле моря, почему и называются сидичами, в зимнюю пору в земляных юртах, в которые только вход имеют сверху: окна, на подобие судового люка, от которого и светом довольствуются и в тое скважину во время топления, дым выходит и в таковых юртах жительствуют многими семьями; а в летнюю пору из тех юрт выходят и живут по одной семье в разных шалашах, а более на берегу моря, под байдарами, у промысла морских зверей. Жен себе имеют по одной, с которыми доживают до смерти – постоянно. Родственников своих почитают и родство до третьего колена, с обеих сторон, расчетно знают. Когда ж кто из них помрет, то мертвое тело одевают лучшим платьем и сжигают огнем, с тем суеверием, якобы тот мертвый человек с дымом уходит жительствовать на небо; а кто ж из них в море утопнет, или умрет, а огнем не будет сожжен, и будто б тот был на свете против прочих несчастлив и по смерти в обществе обитать не будет, а будет жить под землей.
Опубликовано в августе 1871 года.